00:00, 26.12.2008

Карен Шахназаров: "Я не экранизирую свою жизнь"

Карен Шахназаров, один из самых знаменитых отечественных режиссеров и уже более пяти лет глава «Мосфильма», если и дает интервью, то о проблемах кинематографа. О том же родном «Мосфильме» или о необходимости квот на зарубежное кино (тема, которую он сейчас очень любит развивать, даже поучаствовал недавно в теледискуссии с мэтром канадской режиссуры Дени Арканом). Интервью, которое он дал «Известиям» — очень личное. Пожалуй, Карен Шахназаров еще никогда не рассказывал о себе столь откровенно.

— Вы согласны с тем, что человека во многом формирует среда, в которой он родился и вырос?

— Естественно. Среда, которая окружала меня, была, скажем так, неоднородная. Мой отец — карабахский армянин из Баку, мама — русская. Так сложилось исторически, что мужчины из рода Шахназаровых были либо военными, либо адвокатами.

Моим воспитанием в основном занималась мама, отец всю жизнь много работал. Он никогда меня особенно не ругал, не читал мне нотаций. Воспитывал меня своим примером. Привил мне любовь к книгам. Сам он был человеком необычайно — энциклопедически — эрудированным, сейчас, пожалуй, таких уже и нет. Я поражался: он знал наизусть всего Камоэнса, знал всю мировую литературу — помнил имена не только главных героев, но и второстепенных персонажей. Я много читал и читаю в своей жизни, но до отца мне очень далеко. Меня, кстати, не нужно было заставлять читать, я это делал как одержимый — родители меня иногда даже ругали. Я читал, когда делал уроки, — разложу для вида учебники, а у самого в руках какая-нибудь книжка, читал даже ночью, забравшись в кровать с фонариком. Иногда родители обнаруживали это, и мне опять-таки доставалось. Ребенок подсознательно берет пример со взрослых, и если дома не любят книг, то как он приучится к чтению? А когда ты видишь, что твои родители не только любят книги, но и разговаривают на потрясающем языке, то невольно начинаешь им подражать. Тебе хочется говорить правильно.

— Перед глазами сразу встает эдакий образ идеального отличника.

— Вот отличником я как раз не был. Более того, учился посредственно, если не сказать — плохо. Какие-то предметы я знал блестяще, но что касается не очень любимых, то откровенно балбесничал. Книжки отнюдь не мешали мне вести веселую юношескую жизнь. Мы с ребятами до одури играли в футбол — это была катастрофа. Родители ничего не могли с нами поделать — каждый божий день после уроков мы по три часа гоняли мяч. Мама была в шоке. Вообще я оказался очень спортивным. Занимался плаванием. До сих пор каждый день хожу в бассейн. Почему-то я всегда считал своим главным недостатком лень, а теперь думаю, что это не совсем верно, если я регулярно хожу в бассейн.

— Значит, детство у вас было безоблачным и счастливым?

— Пожалуй, да. Одно из ярких воспоминаний детства — как бабушка (она работала на хлебозаводе) приносит мне очень вкусные лепешки. Когда я вырос, то очень долго искал такие в магазинах, пока мама не сказала: «Бабушка их делала специально для тебя, в магазинах их не найдешь». Я рос нормальным ребенком со своими шалостями, приключениями и даже драками. Без этого, по-моему, ни один мальчишка еще не вырос.

— Улица на улицу, двор на двор?

— Мы дрались в своих компаниях, но наши драки были абсолютно беззлобными и уж тем более не носили никакого криминального характера. Обыкновенные мальчишеские драки: выясняли, кто сильнее, или дрались из-за девчонок. Жизнь была намного безопаснее, хотя и ремеслуха была, и хулиганы были. По сравнению с тем, что творится сегодня, хулиганы из моего детства — так, безобидные существа… Я тогда ни одного настоящего хулигана-то и не видел. Правда, сегодня как читаешь интервью с известным человеком, так он обязательно рассказывает о том, каким хулиганом являлся в детстве. Я себя хулиганом не считаю. Хотя, может быть, когда рвал морковку с чужого огорода, то для хозяев этого огорода я и был настоящим хулиганом. Или когда за яблоками в чужой сад забирался.

— Говорят, что дом ваших родителей был очень открытым.

— Необыкновенно открытый дом. Просто море гостей каждую субботу и воскресенье. Мама всю зарплату тратила на угощения. Мои родители не имели отношения к театру, но как-то так получилось, что они очень быстро обросли знакомыми из театрального мира. И наравне с известными публицистами у нас дома бывали Юрий Любимов с Людмилой Целиковской, заходил Володя Высоцкий, родители дружили с Анатолием Эфросом.

Со временем я понял две простые истины. Первая — с годами человек очень сильно меняется (хотя при этом что-то в нем, конечно, остается неизменным), и вторая — жизнь очень жестоко сводит и разводит людей. Кто-то уходит из твоей жизни, порой навсегда. Жизнь развела в разные стороны моих родителей с теми, кто так часто бывал у них в гостях.

— Вопрос по ходу: ваш дом такой же открытый, каким был дом родителей?

— Я как раз предпочитаю посиделки вне дома. Люблю рестораны, что поделаешь! Это у меня с молодости. У меня есть друг, вместе с которым мы когда-то и обрели эту привычку. Его дед, известный в то время археолог, обладал уникальной библиотекой с раритетными изданиями. Друг время от времени тягал оттуда пару-тройку книжек и сдавал их в «Букинист» в гостинице «Метрополь». На вырученные деньги мы и кутили. С тех самых пор любовь к ресторанам у меня неизменна. Мне нравится шум, среда, нравится наблюдать за людьми. Но это вовсе не значит, что я завсегдатай пафосных ресторанов.

— Наверняка вы частенько пользовались тем, что к вашим родителям приходил Любимов, — на «Таганку» ведь в то время попасть было невозможно?

— Театр на Таганке мне очень нравился, хотя — опять-таки с годами — я понял, что «Таганка» того времени была сродни КВН: Любимов брал тем, что актеры со сцены говорили достаточно острые вещи. Все это было весело и, безусловно, талантливо, но если говорить о тогдашнем театре, то по-настоящему интересным был Анатолий Эфрос. Он самый глубокий из всех режиссеров, действительно великий, хотя и менее яркий по меркам тех лет, чем Любимов. Спектакли Эфроса были более скромными, я бы сказал, камерными, но они меня задевали. И видите, как судьба распорядилась — Анатолий Эфрос пришел в Театр на Таганке, а там его взяли да и «съели».

— Сегодня уже ни для кого не секрет, что Юрию Петровичу Любимову и его театру помогали работники ЦК КПСС.

— В международном отделе ЦК, где работал мой отец, были почитатели этого театра. И когда у «Таганки» возникали проблемы, они делали все возможное, чтобы театр не закрыли. Шли наверх, передавали кому надо письма. Поэтому «Таганка» тогда и существовала. Мой отец в свое время также много помогал этому театру. В ЦК ведь существовала своя жизнь, и вовсе не такая, какой ее сегодня пытаются представить. Ведь кто-то закрывал картину или спектакль, но кто-то их потом и открывал. Кстати, именно из-за «Таганки» у отца начался конфликт с министром культуры СССР Екатериной Фурцевой — какой властью обладала в то время Фурцева, думаю, объяснять не стоит. Закрыли очередной спектакль Любимова, отец сначала передал письмо, а потом кому-то позвонил и сказал, что зря закрыли — спектакль-то хороший. А через какое-то время отцу позвонила Фурцева и сказала: «Вы знаете, это не ваше дело, и не лезьте. Вы этим не должны заниматься».

— А если бы ваш отец нажаловался Леониду Ильичу Брежневу — он же был его спичрайтером?

— Отец не был спичрайтером Брежнева, как, впрочем, и человеком Брежнева. Уж скорее он был человеком Андропова — ведь это Юрий Владимирович пригласил отца работать в ЦК. В свое время Андропов возглавлял международный отдел ЦК, у него возникла идея создать группу консультантов — своеобразный интеллектуальный центр (по принципу того, что был у президента Кеннеди), — и он сколотил крепкую команду. В нее входили настоящие специалисты в своем деле: журналисты, политологи, социологи, международники. В этой группе и работал мой отец. Он принимал участие в написании речей, подготовке документов — но это не были речи конкретно для Леонида Ильича. Речи Брежнева (как, впрочем, и книги) писали совсем другие люди. В этом нет ничего особенного. Во всем мире лидеры сами никогда не писали и не пишут — до сих пор. Просто у нас сейчас все это преподносят с изнанки, и создается впечатление, будто Эйзенхауэр сам трудился над своими мемуарами. Но это же смешно!

Мой отец никогда не принимал участия ни в каких группировках, он был очень талантливым — и ценили его именно за это. Хотя бывало всякое… Однажды мама с отцом поехали в Париж, и так случилось, что в это время умерла моя бабушка. Мама пошла в церковь по православному обычаю поставить свечку за упокой. И кто-то на отца стукнул — мол, член партии, работает в ЦК, а ходит в церковь. По приезде в Москву отца вызвал Суслов: «Как же так, ваша жена в церкви свечку поставила?» Отец объяснил. На что Суслов сказал: «Ну, если по делу, тогда понятно».

— Получается, что вы нарушили историческую традицию рода Шахназаровых и вместо того, чтобы стать адвокатом или военным, поступили во ВГИК.

— Я хотел поступать во ВГИК на художественный факультет, ведь с детства люблю живопись, занимался в художественной школе. Но потом выяснилось, что для этого нужно было иметь среднее художественное образование. У меня его, естественно, не было. А чтобы поступить на режиссерский факультет, требовался только аттестат об окончании школы. И я решил пойти в режиссуру.

— Вы хоть представляли, что это за профессия?

— Весьма приблизительно. Киномир казался привлекательным, загадочным, но истины я не понимал. Но как ни странно, получил то, что хотел в свои двадцать лет. Закончив институт, пришел работать на «Мосфильм». Два года был ассистентом у своего учителя Игоря Васильевича Таланкина. Потом работал в объединении Георгия Николаевича Данелии. И это стало школой. Сценарий фильма «Мы из джаза» я с Сашей Бородянским переписывал десять раз. Данелия постоянно вносил поправки. Сегодня меня уже никто не заставляет переделывать сценарии, но благодаря урокам Данелии я знаю, что сценарий невозможно изготовить за два дня. И за две недели тоже. Хотя, казалось бы, подумаешь, всего шестьдесят страниц… Я долго оставался самым молодым режиссером, а потом самым молодым секретарем Союза кинематографистов.

— И при этом работали с актерами-мэтрами. Не испытывали пиетета?

— Пиетет безусловно испытывал, но он не мешал мне говорить то, что думаю. Даже когда работал с Евгением Александровичем Евстигнеевым, хотя я был молодым режиссером, а он — мастером. Конфликтов между нами, конечно, не возникало, но напряженные ситуации случались. Евгений Александрович отнюдь не был мягким. И роль в фильме «Зимний вечер в Гаграх» он буквально завоевал. Он снялся в небольшом эпизоде в картине «Мы из джаза», и я послал ему сценарий «Зимнего вечера». Я не был уверен в том, что это его роль. Тем более что на нее пробовались Олег Ефремов, Евгений Леонов, Петр Щербаков — все пробовались с удовольствием и были готовы работать. Но Евстигнеев просто пришел ко мне и сказал: «Я хочу сыграть эту роль». С этого момента он каждый день приезжал на киностудию и под каким-нибудь благовидным предлогом заходил ко мне поговорить. А потом и без всякого предлога. Меня это начало раздражать, я не люблю давления, а Евгений Александрович именно давил: хочу сыграть — и все тут. А потом я его за это зауважал. Евстигнеев действительно боролся за хорошую роль — он выдающийся мастер, и ему не все равно, что играть. Поначалу у нас не очень складывались отношения на съемочной площадке: он с характером — и я с характером. К тому же не оставляло ощущение, что он просто заставил меня взять его в картину, тем более что наступил момент, когда он начал играть так, как считает нужным. Но я переломил ситуацию. К счастью, мелкие размолвки не вылились в большой скандал. Евгений Александрович — очень мудрый, он понял, что у меня есть свой взгляд и я имею на него право. Потом мы с ним подружились. И дружили до самой его смерти. Когда из жизни уходит такой мастер, как Евстигнеев, ты понимаешь, что незаменимые люди есть. И это не просто слова. Иногда, когда пишешь сценарий, ловишь себя на мысли: «Вот эту роль Евстигнеев так бы сыграл!» И понимаешь, что лучше его уже никто не сыграет.

— А это правда, что картина «Американская дочь» автобиографична?

— Я не ставлю фильмы из своей жизни. Хотя подобная история случилась, но говорить, будто эта картина обо мне, — неправильно. С одной стороны, в каждую картину я вкладываю то, что сам когда-то пережил, а с другой, считаю, что не могу снимать автобиографичные картины, потому что в этом случае теряется чувство реальности. Таков мой принцип.

Эта история уже старая, она произошла четырнадцать лет назад, и поверьте, со временем многое стирается из памяти. А тогда я приехал домой из командировки и не обнаружил ни своей жены, ни своей дочери. Жена уехала с ней в Америку. Четырнадцать лет назад невозможно было просто так собраться, оформить визу и уехать из страны. Ей явно помогли, и я прекрасно знал, кто именно. В то время, к сожалению, не спрашивали разрешения отца на вывоз ребенка за границу (нотариально заверенный документ стали требовать уже после того, как произошло несколько таких историй). Больше я свою дочь не видел. Сейчас ей уже восемнадцать лет.

— У вас не возникало желания найти их?

— Поначалу я пытался, хотя знал только то, что они в Америке, — больше ничего. Потом перестал искать, понял, что бесполезно. Кстати, я до сих пор не знаю, где именно они живут. Сейчас уже можно было бы их найти, но я этого делать не хочу и не буду. Если суждено нам встретиться — встретимся, нет — значит, не судьба. Все-таки есть какое-то опасение, что встреча может разочаровать: я ведь не знаю, какой стала моя дочь. А с другой стороны — ну уж через четырнадцать-то лет могли бы хоть открыточку прислать! Смешно, право! Теперь-то уж что скрывать?

— Вы простили свою бывшую жену за предательство?

— Не уверен, что я должен прощать, она не пыталась что-либо сделать для этого. Я не хочу никого осуждать, знаю одно: каждый из нас будет платить по счетам. С Богом будем разбираться. Я был женат трижды...

— Эти браки не разочаровали вас в женщинах, не подавили желания вновь создать семью?

— Поскольку я уже все проходил, меня пугает монотонность: знаю, как было и как все будет. По-моему, Чехов сказал: «Смысл брака в продолжении рода». Думаю, сказано правильно. С этой точки зрения я свой род продолжил более чем: дочери восемнадцать лет, а моим мальчишкам десять и семь. Хотя я всегда рад детям, но сейчас не сижу и не размышляю над тем, на ком бы мне снова жениться. Как Бог даст. Ведь у каждого человека своя судьба. Вспоминая сегодня прошлое, я понимаю, что все сложилось так, как и должно было. А вот с какой именно целью — не мне судить. Поверьте на слово: во всем есть смысл и логика. Даже в том, что моя вторая жена тайком уехала в Америку.

— Честно говоря, не вижу особой логики в том, чтобы, не объяснив причин близкому тебе человеку, отцу твоего ребенка, просто взять и убежать.

— Причины были для меня очевидны, так что я не задавался вопросом, почему так случилось и чем я хуже. И сейчас не пытаюсь анализировать. Если честно, то не очень-то и помню, как выглядит моя вторая жена. Забываю образ. И знаете, что самое интересное? Иногда ловишь себе на мысли, что вроде жил с человеком, какие-то слова говорил, вместе куда-то ходили… Знаю людей, которые живут прошлым, копаются в нем. Я к их числу не принадлежу. Прошлое для меня уходит.

— А как же любовь?

— Ларошфуко хорошо сказал: о любви много кто слышал, но мало кто ее видел. Странное чувство — любовь: два незнакомых, совершенно посторонних человека вдруг начинают встречаться да еще и требовать что-то друг от друга — мол, почему ты пошла (пошел) в магазин и мне не позвонила (не позвонил)? Странно, повторяю. Это не значит, что чувств нет. Но они вспыхивают и умирают. Такова жизнь. Происшедшее задевает, но только на какой-то период. А потом мы вновь наступаем на те же грабли. Человек ничему не учится.

— Вы сказали, что были самым молодым режиссером и самым молодым секретарем Союза кинематографистов. Но ведь вы еще и самый молодой в истории нашей кинематографии генеральный директор киностудии.

— Так случилось, что Владимир Досталь, который возглавлял «Мосфильм» до меня, добровольно ушел. Его уговаривали остаться, но он сделал свой выбор — видимо, были причины, о которых нам не известно до сих пор. Согласился я не сразу. Размышлял, советовался с родителями. Родители сказали: раз так сложилось, попробуй, что ты теряешь?

Хозяйство мне досталось аховое: честно говоря, я даже представить себе не мог, что все до такой степени разрушено. Сидишь и думаешь, что делать в первую очередь. Создавать на студии единую систему? Начинать с ремонта? Или оборудование закупать? А ведь еще не давала покоя мысль, что от меня по большому счету зависела судьба тех людей, которые здесь работали.

— Но ведь справились же, Карен Георгиевич!

— В одиночку я ничего бы не сделал, мне мосфильмовцы помогли. Период был непростой. Я вообще жесткий человек. По жизни. Со мной сложно договориться. Никогда не забуду историю, которая произошла со мной несколько лет назад. Дело было на кинофестивале в Шанхае. Россию там представляла картина очень неплохая по сути, но чудовищная с точки зрения технического качества. Вы можете себе представить, чтобы кино Северной Кореи с точки зрения технологии превосходило наше на голову? И я никогда подобного не представлял. Но так и было. И знаменитый Оливер Стоун, с которым я подружился, посмотрев нашу картину, с ехидцей сказал: «Ну что, вот ваше хваленое кино!» Мне стало невероятно обидно. Вдвойне обидно, потому что ответить-то я ему не смог. Теперь эта проблема решена: в России можно снимать кино на самом высоком уровне. Мы много вложили в развитие технологии.

— Вы не преувеличиваете?

— Это лучшая киностудия в Европе, аналогов «Мосфильму» там нет. Поверьте, я работал на разных студиях — и говорю вам это не как генеральный директор, а как режиссер. И живем мы на то, что сами зарабатываем. Да еще и кино снимаем. Мне нравится моя работа. Поверьте: быть генеральным директором — тоже творчество. Более того, пока мне удается работать и генеральным директором, и режиссером. Но если встанет выбор, я все-таки предпочту снимать кино. Хотя это не меньшая головная боль...

Мелик-Шахназарян — древнейшая княжеская фамилия. Кто-то из предков Карена Шахназарова был другом Наполеона и его послом по особо важным поручениям, кто-то — сотрудником российского посольства в Тегеране, погибшим вместе с Грибоедовым, кто-то служил при Александре I. Его дед по отцовской линии, чтобы не мозолить глаза новой советской власти своим дворянским происхождением, сменил фамилию Мелик-Шахназарян на Шахназаров. До революции он работал у Людвига Нобеля, который вместе со своими братьями основал в Баку нефтепромышленное предприятие. В мемуарах Павла Флоренского можно прочитать о том, что его ветвь пересекается с ветвью Мелик-Шахназарянов: мать Флоренского — карабахская армянка. Прабабушка Карена Шахназарова по отцовской линии принадлежала к известному роду Пирумовых. Она была сестрой царского генерала Даниэля Бек-Пирумова, который разбил турок в известной битве при Сардарабаде.

Русская ветвь режиссера — род его мамы — тоже очень интересна. У отца матери было семь братьев, они жили в деревне на Волге недалеко от Арзамаса. Когда грянула революция, мамин отец принял в ней непосредственное участие — он был балтийским моряком и в 1917 году служил на крейсере «Архангел Гавриил». Как многие балтийцы, он сражался в Гражданскую войну на стороне красных. Потом те, чьей победе способствовал дед нынешнего главы «Мосфильма», пришли и раскулачили семью — отняли дом и в прямом смысле пустили по миру. Но, слава Богу, все остались живы и никого не посадили.

Карен Георгиевич Шахназаров родился 8 июля 1952 года в Краснодаре. В 1975 году сделал свой дипломный фильм «Шире шаг, маэстро!». Первой полнометражной картиной стали «Добряки» по пьесе Леонида Зорина. Известность пришла к Шахназарову в начале 80-х, когда на экраны вышел его фильм «Мы из джаза» — веселый, нежный и чуточку ностальгический. Потом были сняты «Зимний вечер в Гаграх», «Курьер», «Город Зеро», «Цареубийца», «Сны», «Американская дочь», «День полнолуния», «Яды, или Всемирная история отравлений». Каждый из этих фильмов становился событием. С весны 1998 года возглавляет киноконцерн «Мосфильм». Сейчас заканчивает работу над фильмом «Конь бледный».

ВИДЕО ДНЯ

Милош Бикович раскрыл, как с рождением сына изменилась его жизнь


  • По материалам: http://www.peoples.ru/art/cinema/producer/shahnazarov/history.html
17:14, 28.01.2025

На НТВ стартует пятый сезон музыкального шоу «Суперстар!»: что нас ждет в новых выпусках

1 февраля в 20:10 в эфире НТВ начнется новая глава шоу «Суперстар!» — юбилейный пятый сезон.

В первый день февраля в эфире канала НТВ прогремит премьера юбилейного пятого сезона шоу «Суперстар!». За звание лучшего вновь будут бороться 10 известных артистов, пик популярности которых пришелся на 80–90-е и нулевые годы.

Карен Шахназаров

Советский и российский режиссер, сценарист, продюсер, актер, народный артист России...

Читать

Читайте также

ОБЗОР
7 ярких работ российского актера, номинированного на «Оскар».
НОВОСТЬ
Актеры вместе снимались в картине «Битва моторов».
ОБЗОР
Знаменитости шоу-бизнеса постоянно находятся под прицелами камер.
Татьяна Брухунова впервые прокомментировала госпитализацию 78-летнего Евгения Петросяна
Стало известно об экстренной госпитализации 78-летнего Евгения Петросяна
Иван Янковский, Карен Шахназаров и Александр Олешко отреагировали на высказывания Никиты Кологривого
Карен Шахназаров рассказал об участии Бориса Ельцина в съемках «Курьера»
"О самом главном" превратилось в комедию 13:43, 06.10.2011
Надежда Бабкина 14:01, 12.09.2011

Энциклопедия: новые карточки

авторизация
Войти через